Блядь
Клавдия Ивановна была страшная блядь.
Бывало, бухгалтер Василий Андреевич подойдёт к ней после работы,
ущипнёт: "А
не предаться ли нам, любезнейшая Клавдия Ивановна, плотской любви?"
Клавдия
Ивановна от такой радости тут же на стол валится и вся пылает. А
Василий
Андреевич в штанах пороется, вздохнёт, очёчки поправит: "Пошутил я,
Клавдия
Ивановна, вы уж не обессудьте. У меня же семья, дети, участок.
Приходите
лучше в гости, я вас икрой баклажановой угощу, сам закатывал". "Дурак
вы,
Василий Андреевич, - отвечает Клавдия Ивановна, вся красная, неудобно
ей. -
И шутки у вас глупые. У меня у самой этой икры сорок две банки.
Подумаешь,
удивили".
Ещё Клавдия Ивановна часто водила к себе домой мужчин. Ей было всё
равно -
хоть кто, хоть забулдыга подзаборный, никакой в ней не было гордости. Приведёт такого, чаю ему нальёт. А он сидит на табуретке, ёрзает:
"Может по
рюмочке, для куражу?"
Ну, нальёт она ему водочки в хрустальную рюмочку и огурчик порежет. "А
вы
что же не выпиваете?" - спросит мужчина. "Ах, я и так как пьяная", - отвечает ему Клавдия Ивановна низким голосом, и грудь у неё
вздымается.
Мужчина прямо водкой поперхнётся и, пока Клавдия Ивановна постель расстилает, залезет он в холодильник и всю остальную бутылку выжрет
без
закуски. Вернётся Клавдия Ивановна в прозрачном розовом пеньюаре, а
мужчина
уже лыка не вяжет. Дотащит она его до кровати, он ей всю грудь слюнями измажет и захрапит. Таких мужчин Клавдия Ивановна рано утром сразу же прогоняла, даже
оладушков
им не испечёт.
Однажды Клавдия Ивановна пошла давать объявление в газету. Так, мол, и
так,
хочу мужчину. Вот до чего довела блядская её натура.
А в газете сидит тоже женщина, но немного помоложе: "Нет, - говорит, -
у нас
культурная газета, мы такого объявления дать не можем".
<А какое можете?" - интересуется у неё Клавдия Ивановна. <Ну, какое...
-
задумывается та, - Женщина ищет высокооплачиваемую работу... Женщине
нужен
спонсор..." <Это что же, - удивляется Клавдия Ивановна, - за это ещё и деньги брать? Да нет, я же просто так, задаром". <Что? - удивляется
женщина
из газеты, - задаром? Неужели так приспичило?" И смотрит на Клавдию
Ивановну
с отвращением: вот, думает, блядь какая! Саму-то её главный редактор
по
пятницам прямо на ковролане ебёт, а она ничего, зубы стиснет и терпит, потому что детей-то кормить надо. Работу где сейчас хорошую найдёшь?
Да и
редактор, в общем-то, неплохой, не извращенец какой-нибудь. <Нет, - говорит, - вы, женщина, лучше ступайте себе подобру-поздорову,
не
приму я от вас никакого объявления".
Так и ушла Клавдия Ивановна из газеты ни с чем.
А по дороге домой напал на неё сексуальный маньяк.
Выскакивает он из кустов, плащ распахивает: "Ха!" - кричит. "Ах! - восклицает Клавдия Ивановна. - Глазам своим не верю!" "Это Хуй! -
говорит
маньяк. - И сейчас я этим Хуем буду вас по-всякому насиловать!" "Ах, по-всякому!" - совсем уже млеет Клавдия Ивановна и падает в обморок. Приходит она в себя, а маньяк рядом стоит: "Что это вы тут в обморок валитесь, - спрашивает он её строго. - Я бесчувственное тело не могу по-всякому насиловать". "А какое тело вы можете насиловать, мой
зайчик?" -
спрашивает Клавдия Ивановна и стягивает рейтузы.
Маньяк от этих рейтузов совсем сник. "Нет, - говорит, - вы уж идите, женщина, только не рассказывайте про меня никому, а то подкараулю и
убью
зверски".
<Да что вы, - отвечает Клавдия Ивановна и сумочку подбирает. - Зачем
мне
рассказывать. Пойдёмте лучше ко мне, я вас чайком напою. Замёрзли тут, наверное, в кустах, в плащике-то на голое тело. Ещё простудитесь". Привела она его к себе домой, напоила чаем с яблочным пирогом, рюмочку налила и всё смотрит с надеждой: может, насиловать начнёт? А он
пригрелся и
на жизнь свою маньяческую жалуется: как одна женщина его дихлофосом обрызгала, как подростки на дерево загнали... Пожалела его Клавдия
Ивановна,
дала ему кальсоны отца своего покойника и постелила ему в зале. Всю
ночь
прислушивалась: не подкрадывается ли? А он посапывает, спит как
убитый,
видно и правда несладкая у маньяков жизнь, намаялся.
Утром маньяк снова было к себе в рощицу засобирался, но вдруг
раскашлялся,
температура у него поднялась, видать действительно простыл совсем.
Клавдия
Ивановна напоила его чаем с малиной, дала аспирину и строго-настрого приказала лежать под одеялом. Замочила его плащик в тазике и на работу пошла, будь что будет. Ограбит - значит судьба её такая. Возвращается вечером, волнуется - а как правда ограбил? Нет, стоит
маньяк на
кухне в кальсонах и глазунью себе жарит. "Извините, - говорит, - я тут
пару
яичек у вас позаимствовал, кушать очень хочется". "Ой, да что вы! - всплескивает руками Клавдия Ивановна. - Там же супчик в холодильнике
нужно
разогреть! И мясо по-французски я сейчас в чудо-печке поставлю.
Яичница -
это что за еда!"
Так и прижился у неё маньяк. Оказался он мужчиной неплохим,
положительным.
Полочки на кухне сделал, мусор выносит, на базар за картошкой ходит.
Одна
беда - никак он себя как мужчина больше не проявляет. Клавдия Ивановна
уж и
так, и эдак: из ванны будто случайно промелькнёт, тесёмочка у неё с
плеча
упадёт, котлетки ему накладывает и бедром заденет. А тот только
загрустит, и
всё.
Однажды Клавдия Ивановна подсмотрела, как он надел старенький свой
плащик на
голое тело, встал перед зеркалом, распахнул и шёпотом "Ха!" говорит. Посмотрел он на себя внимательно, вздохнул, надел кальсоны и пошёл
выносить
мусор.
А однажды маньяк говорит: "Вы уж извините, Клавдия Ивановна, но
чувствую я
зов своей маньяческой натуры. Должен я немедленно пойти в рощу и
кого-нибудь
по-всякому изнасиловать". "Ну, меня изнасилуйте" - предлагает Клавдия Ивановна. "Что вы, что вы! - говорит маньяк. - Я вам так обязан, вы
столько
для меня сделали. Что я, зверь совсем, что ли?"
Скинул он кальсоны, вытащил из шифоньера плащик и ушёл.
Клавдия Ивановна весь вечер проплакала, а потом заснула. "Всё равно вернётся, - думает. - Проголодается и вернётся".
Но маньяк так и не вернулся.
Старухи на лавочке рассказывали, что, будто бы в роще нашли
удавленника -
голого мужчину в плаще. Но эти старухи и не такого наплетут. Им лишь
бы
языки чесать.
(с) неизвестен
Клавдия Ивановна была страшная блядь.
Бывало, бухгалтер Василий Андреевич подойдёт к ней после работы,
ущипнёт: "А
не предаться ли нам, любезнейшая Клавдия Ивановна, плотской любви?"
Клавдия
Ивановна от такой радости тут же на стол валится и вся пылает. А
Василий
Андреевич в штанах пороется, вздохнёт, очёчки поправит: "Пошутил я,
Клавдия
Ивановна, вы уж не обессудьте. У меня же семья, дети, участок.
Приходите
лучше в гости, я вас икрой баклажановой угощу, сам закатывал". "Дурак
вы,
Василий Андреевич, - отвечает Клавдия Ивановна, вся красная, неудобно
ей. -
И шутки у вас глупые. У меня у самой этой икры сорок две банки.
Подумаешь,
удивили".
Ещё Клавдия Ивановна часто водила к себе домой мужчин. Ей было всё
равно -
хоть кто, хоть забулдыга подзаборный, никакой в ней не было гордости. Приведёт такого, чаю ему нальёт. А он сидит на табуретке, ёрзает:
"Может по
рюмочке, для куражу?"
Ну, нальёт она ему водочки в хрустальную рюмочку и огурчик порежет. "А
вы
что же не выпиваете?" - спросит мужчина. "Ах, я и так как пьяная", - отвечает ему Клавдия Ивановна низким голосом, и грудь у неё
вздымается.
Мужчина прямо водкой поперхнётся и, пока Клавдия Ивановна постель расстилает, залезет он в холодильник и всю остальную бутылку выжрет
без
закуски. Вернётся Клавдия Ивановна в прозрачном розовом пеньюаре, а
мужчина
уже лыка не вяжет. Дотащит она его до кровати, он ей всю грудь слюнями измажет и захрапит. Таких мужчин Клавдия Ивановна рано утром сразу же прогоняла, даже
оладушков
им не испечёт.
Однажды Клавдия Ивановна пошла давать объявление в газету. Так, мол, и
так,
хочу мужчину. Вот до чего довела блядская её натура.
А в газете сидит тоже женщина, но немного помоложе: "Нет, - говорит, -
у нас
культурная газета, мы такого объявления дать не можем".
<А какое можете?" - интересуется у неё Клавдия Ивановна. <Ну, какое...
-
задумывается та, - Женщина ищет высокооплачиваемую работу... Женщине
нужен
спонсор..." <Это что же, - удивляется Клавдия Ивановна, - за это ещё и деньги брать? Да нет, я же просто так, задаром". <Что? - удивляется
женщина
из газеты, - задаром? Неужели так приспичило?" И смотрит на Клавдию
Ивановну
с отвращением: вот, думает, блядь какая! Саму-то её главный редактор
по
пятницам прямо на ковролане ебёт, а она ничего, зубы стиснет и терпит, потому что детей-то кормить надо. Работу где сейчас хорошую найдёшь?
Да и
редактор, в общем-то, неплохой, не извращенец какой-нибудь. <Нет, - говорит, - вы, женщина, лучше ступайте себе подобру-поздорову,
не
приму я от вас никакого объявления".
Так и ушла Клавдия Ивановна из газеты ни с чем.
А по дороге домой напал на неё сексуальный маньяк.
Выскакивает он из кустов, плащ распахивает: "Ха!" - кричит. "Ах! - восклицает Клавдия Ивановна. - Глазам своим не верю!" "Это Хуй! -
говорит
маньяк. - И сейчас я этим Хуем буду вас по-всякому насиловать!" "Ах, по-всякому!" - совсем уже млеет Клавдия Ивановна и падает в обморок. Приходит она в себя, а маньяк рядом стоит: "Что это вы тут в обморок валитесь, - спрашивает он её строго. - Я бесчувственное тело не могу по-всякому насиловать". "А какое тело вы можете насиловать, мой
зайчик?" -
спрашивает Клавдия Ивановна и стягивает рейтузы.
Маньяк от этих рейтузов совсем сник. "Нет, - говорит, - вы уж идите, женщина, только не рассказывайте про меня никому, а то подкараулю и
убью
зверски".
<Да что вы, - отвечает Клавдия Ивановна и сумочку подбирает. - Зачем
мне
рассказывать. Пойдёмте лучше ко мне, я вас чайком напою. Замёрзли тут, наверное, в кустах, в плащике-то на голое тело. Ещё простудитесь". Привела она его к себе домой, напоила чаем с яблочным пирогом, рюмочку налила и всё смотрит с надеждой: может, насиловать начнёт? А он
пригрелся и
на жизнь свою маньяческую жалуется: как одна женщина его дихлофосом обрызгала, как подростки на дерево загнали... Пожалела его Клавдия
Ивановна,
дала ему кальсоны отца своего покойника и постелила ему в зале. Всю
ночь
прислушивалась: не подкрадывается ли? А он посапывает, спит как
убитый,
видно и правда несладкая у маньяков жизнь, намаялся.
Утром маньяк снова было к себе в рощицу засобирался, но вдруг
раскашлялся,
температура у него поднялась, видать действительно простыл совсем.
Клавдия
Ивановна напоила его чаем с малиной, дала аспирину и строго-настрого приказала лежать под одеялом. Замочила его плащик в тазике и на работу пошла, будь что будет. Ограбит - значит судьба её такая. Возвращается вечером, волнуется - а как правда ограбил? Нет, стоит
маньяк на
кухне в кальсонах и глазунью себе жарит. "Извините, - говорит, - я тут
пару
яичек у вас позаимствовал, кушать очень хочется". "Ой, да что вы! - всплескивает руками Клавдия Ивановна. - Там же супчик в холодильнике
нужно
разогреть! И мясо по-французски я сейчас в чудо-печке поставлю.
Яичница -
это что за еда!"
Так и прижился у неё маньяк. Оказался он мужчиной неплохим,
положительным.
Полочки на кухне сделал, мусор выносит, на базар за картошкой ходит.
Одна
беда - никак он себя как мужчина больше не проявляет. Клавдия Ивановна
уж и
так, и эдак: из ванны будто случайно промелькнёт, тесёмочка у неё с
плеча
упадёт, котлетки ему накладывает и бедром заденет. А тот только
загрустит, и
всё.
Однажды Клавдия Ивановна подсмотрела, как он надел старенький свой
плащик на
голое тело, встал перед зеркалом, распахнул и шёпотом "Ха!" говорит. Посмотрел он на себя внимательно, вздохнул, надел кальсоны и пошёл
выносить
мусор.
А однажды маньяк говорит: "Вы уж извините, Клавдия Ивановна, но
чувствую я
зов своей маньяческой натуры. Должен я немедленно пойти в рощу и
кого-нибудь
по-всякому изнасиловать". "Ну, меня изнасилуйте" - предлагает Клавдия Ивановна. "Что вы, что вы! - говорит маньяк. - Я вам так обязан, вы
столько
для меня сделали. Что я, зверь совсем, что ли?"
Скинул он кальсоны, вытащил из шифоньера плащик и ушёл.
Клавдия Ивановна весь вечер проплакала, а потом заснула. "Всё равно вернётся, - думает. - Проголодается и вернётся".
Но маньяк так и не вернулся.
Старухи на лавочке рассказывали, что, будто бы в роще нашли
удавленника -
голого мужчину в плаще. Но эти старухи и не такого наплетут. Им лишь
бы
языки чесать.
(с) неизвестен